Метапоэтическая мотивация в литературных текстах Прозрителева

М.В. Тучина Ставропольский государственный университет

Явное или скрытое присутствие фрагментов метапоэтического дискурса в корпусе работ художника слова во многом обусловлено тем, что такая сложно организованная система, как художественное произведение, обязательно репрезентирует методы своего создания: «и в произведении, и в слове как его первоэлементе заложены, как в генетическом коде человека, потенции к познанию бытия и самого процесса творчества» (3: 604) – заключает К.Э. Штайн. В диалоге со своим произведением – создаваемым или уже созданным текстом - автор принимает роль как будто бы постороннего лица, роль интерпретатора; интерпретация, как утверждает К.Э. Штайн, «осуществляется поэтом на протяжении всего творчества, причем не всегда осознанно» (3: 604).

В метапоэтическом дискурсе должны содержаться интенции к выражению норм и принципов, присущих творческому методу художника слова, энциклопедические данные о его научно-художественном опыте. По утверждению К.Э. Штайн, метапоэтика - это энциклопедия «научно-художественного опыта отдельной выдающейся личности, включенная в вертикальный контекст таких же опытов» (3: 613). Важнейшая цель энциклопедии – создание текста-«свода» знаний, претендующих на цельность, объективность и полноту представлений о мире. Художественное творчество признается одним из способов познавательной деятельности, и не в меньшей мере, чем наука.

К.Э. Штайн выделяет важную черту метапоэтического дискурса – «…открытое «я», неотстраненность, отсутствие дистанции познающего субъекта по отношению к познаваемому объекту» (3: 608). Отсутствие дистанции между субъектом и объектом познания - отличительная особенность рефлексии, представляющей тип диалога по каналу «Я—Я» (в терминологии Ю. Лотмана). В диалоге такого рода происходит ролевое раздвоение физически одного участника коммуникации, что влечет за собой модификацию, усложнение способов описания уже выявленных данных об объекте познания. Как утверждает Ю.М. Лотман, «В системе «Я--Я» носитель информации остается тем же, но сообщение в процессе коммуникации переформулируется и приобретает новый смысл. Это происходит в результате того, что вводится добавочный – второй – код и исходное сообщение перекодируется в единицах его структуры, получая черты нового сообщения» (1: 160).

Процесс рефлексии проходит, как правило, следующие этапы, являющиеся условием качественной трансформации изначально представленных данных об объекте познания:

наблюдение за объектом познания – получение информации;
первичное кодирование полученной информации через посредство языка; последний в дальнейшем выполняет роль языка-объекта (в терминологии Р. Барта) - живой языковой среды, становящейся материалом для метаязыкового описания (4: 1022 – 1023);
оценка представленной информации (собственно метаязыковое описание).

Таким образом, рефлексия представляется одной из разновидностей познавательной деятельности. Конечный результат рефлексии – выявление знаний об объекте и эволюция внутреннего мира личности: «Если коммуникативная система «Я – ОН» обеспечивает лишь передачу некоторого константного объема информации, то в канале «Я – Я» происходит ее качественная трансформация, которая приводит к перестройке этого самого «Я»» (1: 160) – делает вывод Ю.М. Лотман. В литературном тексте рефлексия, выполняя свою основную роль, включается в систему художественных приемов автора, а следовательно, сама может стать объектом художественной интерпретации, в том числе и авторской. Это объясняется следующим: поэтическая функция языка, по утверждению Р. Якобсона, «является не единственной функцией словесного искусства, а лишь его определяющей функцией…» (3), а на конечном этапе процесс рефлексии формально представляет собой результат проявления метаязыковой функции языка (в классификации, признанной Р. Якобсоном); тогда в языке художественного произведения, которое строится в ситуации рефлексии, метаязыковая и поэтическая функции играют ведущую роль, но поэтическая функция все же занимает доминирующее положение, поскольку рефлексия в произведении подчиняется задачам художника.

Объектом нашего исследования послужили фрагменты метапоэтического дискурса, эксплицитно выраженные в рассказе Г.Н. Прозрителева «Из жизни старого холостяка» (1899). Рассказ имеет характерную для этого автора структуру «текст в тексте»: В нарративном повествовании достаточно подробно представлена информация о личностных характеристиках "Я" персонажа в настоящем, и не столь подробно - в прошлом; в тексте дневника содержатся личностные характеристики "Я" персонажа, их осмысление и оценка во временном промежутке, который достаточно изолирован от времени, описываемом в нарративном повествовании. Единством авторства и наличием в обоих текстах константной прагматической установки, направленной на самопознание обеспечивается смысловая корреляция двух текстов. Рефлексия на процесс самопознания, результаты последнего, как будет доказано далее, становятся основным объектом авторской интерпретации, в признании неотделенности эстетического плана от этического. Таким образом, через сопоставление двух разножанровых текстов (рассказ и включенного в повествование текста дневника) в произведении формируется специфическая коммуникативная ситуация.

В двух разножанровых текстах, сопоставленных в произведении, выявляется два типа метапоэтического кода автора. В основном тексте, в нарративном повествовании метапоэтический код автора зашифрован и требует выявления. Сопровождающая чтение дневника авторская оценка – метатекст к тексту – представляет собой эксплицитно выраженные, но дискретно представленные фрагменты метапоэтического дискурса, структура которых осложнена, так как по сути они являются «рефлексией о рефлексии»: в речевом жанре дневника рефлексия становится ведущим приемом; рефлективный характер имеет и метаязыковое описание дневника, его авторская интерпретация.

Авторская рефлексия над текстом дневника начинается с поверхностного визуального знакомства с ним. Эпитеты ‘пожелтевшие’ и ‘с выцветшими’, помимо характеристик дневника как материального объекта, содержат дополнительные коннотации, указывающие на значительный временной промежуток, разъединяющий текст и его автора: «Пожелтевшие страницы с выцветшими чернилами глянули на меня».

В метатекстовом высказывании дается прямое указание на ценностные характеристики объекта авторской рефлексии (‘часть моей жизни, может быть лучшая’) и на время создания текста (‘Давно было, когда я писал это’); в дальнейшем автор дневника определяет свое состояние в тот временной промежуток как максимально и объективно близкое к системе норм и ценностей, признаваемых им за эталонные. Утверждая, что в дневнике он оставил «частицы самого себя», автор косвенно актуализирует свое намерение к оценке текста дневника и создавшей его личности по единым критериям, определяет знаковую специфику дневника, выполняющего функцию посредника в сложившейся коммуникативной ситуации: «Давно было, когда я писал это, здесь описана часть моей жизни, может быть лучшая, здесь я оставил частицы самого себя». Встреча с дневником, прямым посредником между «Я» в прошлом и «Я» в настоящем, с ‘частицами самого себя’, эмоционально окрашена; роль показателя эмоциональности в сложной языковой единице служит обстоятельство ‘с волнением’: «С волнением читаю первые попавшиеся строки». В МАС ‘волнение’ в одном из значений определяется как – ‘2. Нервное возбуждение, сильное беспокойство, вызванное чем-л. (страхом, радостью, ожиданием и т. п.)’.

Следующее метатекстовое высказывание – фрагмент метапоэтического дискурса, напрямую выявляющий эталонные для автора дневника эстетические критерии, вербально выраженные лексемами ‘молодо’, ‘зелено’, ‘искренно’, выполняющими в художественном тексте функцию эпитетов: «Боже, как это молодо, зелено, и в то же время – искренно!». Приведем словарные дефиниции этих лексем: ‘Молодо’ – наречие от ‘молодой’ в МАС :‘1. Не достигший зрелого возраста, юный; противоп. старый'. ‘Зелено’ – наречие от ‘зеленый’, ‘5. перен. Очень юный, не достигший зрелости; неопытный вследствие молодости.’ ‘Искренно’ – наречие от ‘искренний’, Выражающий подлинные мысли и чувства, лишенный притворства; правдивый, откровенный, чистосердечный.

Анализ словарных дефиниций позволяет выделить для первых двух оценочных лексем общие семы ‘незрелый’, ‘не достигший зрелого возраста’, что позволяет в контексте данного высказывания считать эти лексемы взаимно дополняющими друг друга понятийными синонимами, различаемыми по степени обозначаемого признака. Оценочная лексема ‘Искренно’ предполагает наличие подлинных личностных проявлений. В контексте всего произведения Г.Н. Прозрителева эпитеты ‘молодо’, ‘зелено’, ‘искренно’ являются четко вербализованными инвариантными показателями авторского канона для речевого жанра дневника.

Фрагменты метапоэтического дискурса в рассказе содержат также сведения о необходимых предпосылках, являющихся условиями создания «эталонного», с точки зрения эстетических канонов автора, текста - ‘светлые дни молодости’: «Только в светлые дни молодости можно так писать». Выделительно-ограничительная частица ‘только’ акцентирует внимание читателя на отсутствии в представлении автора каких-либо иных предпосылок, условий.

Следующий метатекстовый комментарий актуализирует еще один константный для автора дневника этический и эстетический критерий: соответствие формы и содержания в своем речевом произведении, мотивированность содержания объективными причинами; под содержанием в нашем случае понимаются личностные характеристики автора дневника, а под формой – дневник как авторское произведение. Данный критерий содержится в следующем отрывке, но не получает четкой вербализации: «Разве я теперь был бы способен, думалось мне, написать эти строки? Перо не двинулось бы, до такой степени они показались мне самому деланными и неискренними». Во всем контексте приведенного отрывка содержатся сведения об отсутствии необходимых предпосылок для создания эталонного текста. Отрывок содержит эпитеты ‘деланными’ и ‘неискренними’, семантически противоположные уже выявленным эстетическим канонам автора:

‘Деланный’ в МАС: ‘2. в знач. прил. Искусственный, неестественный’.

‘Неискренний’ в МАС: ‘Скрывающий подлинные мысли и чувства; лицемерный. <…> || Лишенный искренности, правдивости’.

Метакомментарии к дневнику содержат дополнительные коннотации в рассмотрении его как сложного языкового знака: в ситуации отчуждения, складывающейся между «Я» в прошлом и «Я» в настоящем, текст, выполняя роль связующего звена между прошлым и настоящим, является еще и ‘могилой чувств’. Оставил их в могиле, функции которой выполняет дневник: «Вот она, могила моих чувств, надежд, моей жизни, — думал я всякий раз, проходя мимо тетрадки и поглядывая на эти пожелтевшие, с бледными чернилами, листики».

Как уже говорилось, смысловая корреляция двух текстов обеспечивается связывающей их общей прагматической установкой, направленной на самопознание. Процесс самопознания непрерывен, но его результаты имеют два разнонаправленных полюса оценки. Персонаж противопоставляет текст дневника (он оценивает его положительно) тексту, который он может создать сейчас (он дает ему отрицательную оценку). Оба эти противоположные полюса оценки имеют общую установку – установку на самопознание.Нынешний «текст» (в широком его понимании) – это устный аналог дневнику: «Я вспомнил о своем теперешнем времяпрепровождении, о тех часах, когда, лежа на диване, я только и знаю, что повторяю самым бесплодным образом: как глупо, как скучно, надо что-нибудь делать, — и не двигаюсь с места».

Теперешнее времяпровождение ‘бесплодно’, то есть не дает результатов: бесплодный - 3. Не дающий результатов; бесполезный, напрасный' (МАС). В следующем высказывании автор дает имя тому тексту, который он может создать сейчас: ‘иеремиады’, ‘самобичевания’: «Да это нисколько не похоже на наши старческие иеремиады о бездельном и бесполезном времяпрепровождении. <…>В наших самобичеваниях, выражаемых почти что равнодушным тоном, не содержится этой здоровой злости, здорового негодования: от них тянет холодом замерзшей души».

‘Иеремиада’ – в МАС ‘ слезная, горькая жалоба, сетование’ Иеремиада – расширенный синоним жалобы. ‘Самобичевания’ выражаются ‘почти что равнодушным тоном’, а следовательно их эмоциональная насыщенность сводится к нулю: в словарных дефинициях, раскрывающих семантику эпитета ‘равнодушный’ (в МАС: 1. Безразличный, безучастный к окружающему, происходящему'. '2. Не испытывающий интереса, влечения к кому-, чему-л), акцентируется внимание на отсутствии в данном языковом знаке семантических показателей эмоциональности.

«В этих горьких упреках самому себе содержался здоровый источник дальнейшего развития». ‘Горький’ в МАС '2. <...> Исполненный тягот, невзгод, горя; тяжелый, горестный. <...> || Причиняющий, вызывающий горе, огорчения. <...>|| Вызванный горем; выражающий огорчение, горечь (в 3 знач.)'. В последней части приведенной словарной дефиниции эпитет ’горькие’ связан с эмоциональными, психологическими процессами, происходящими во внутреннем мире личности.

Анализ элементов метапоэтического дискурса, эксплицитно представленных в рассказе Г.Н. Прозрителева «Из жизни старого холостяка», позволил нам реконструировать эстетические (и одновременно этические) принципы, признаваемые автором как эталонные.

1. Молодость – свидетельство наличия потенций к дальнейшему росту и развитию;

2. Искренность – открытость и чистота намерений пишущего: текст должен быть мотивирован внешними обстоятельствами;

3. Истинность – автор текста должен быть честен как с самим собой, так и в отношении речевых произведений, являющихся свидетельством его внутренней жизни. Данный критерий оказывается константным для всех речевых произведений, которые их автор способен создать. Важным для автора дневника становится критерий соответствия, органического единства между формой (текстом) и содержанием (внутренними состояниями, которыми мотивируется создание этого текста).

4. Принципиальная ориентировка на эмоциональную насыщенность и глубину текста.

Неотделенность эстетической оценки от оценки этической обусловлена тем, что прекрасное в представлении автора обязательно несет в себе нравственное содержание. Пока что мы можем с точностью утверждать, что эти критерии являются для автора эталонными в отношении речевого жанра дневника. Проанализировав эксплицитно выраженный в тексте рассказа метапоэтический код автора, мы обнаружили его неразрывную связь с рефлексией, поскольку он включает в себя выделенные нами этапы рефлексии. Дневник, который читает персонаж, является уже созданным и зафиксированным на бумаге текстом, предметом вещного мира, частью жизни персонажа, результатом наблюдения за жизненными реалиями и процессами, протекающими в его внутреннем мире. Диалог дневника и его автора ведется в ситуации, когда передача информации от «Я» к «Я» происходит при значительном временном разрыве. Дневник – умершее для сегодняшнего «Я», но по сути своей дневник является живым словом, являясь соединяющим звеном с тем состоянием, которое переживает персонаж в своем прошлом: при прочтении дневника в сознании личности оживают обстоятельства, мотивировавшие создание этого текста. Соответствие этического компонента эстетическому возможно при условии актуализации поэтической функции языка. Следовательно, метапоэтический дискурс в данном тексте присутствует, и он направлен прежде всего на самопознание. Окончательный этап процесса самопознания – оценочный – этически окрашен.

Литература

1. Лотман Ю.М. Автокоммуникация: «Я» и «Другой» как адресаты (о двух моделях коммуникации в системе культуры) // Лотман Ю.М. Семиосфера. – С.- Петербург: Искусство, 2000. – С. 159 – 165.

2. Прозрителев Г.Н. Из жизни старого холостяка: (Святочный рассказ) // Северный Кавказ. — 1899. — 5, 9 января., с. 2

3. Штайн К.Э. Метапоэтика: «Размытая» парадигма // Три века русской метапоэтики: Легитимация дискурса. — Антология: В 4 т. — Т. 1./ Под ред. К.Э. Штайн. — Ст: Ставроп. Книжн. Изд-во, 2002. — С. 604—616.

4. Постмодернизм. Энциклопедия. Под ред. А.А. Грицанова, М.А. Можейко— Минск.: Интерпрессервис; Книжный Дом. 2001.

5. Электронная библиотека краеведа: Г.Н. Прозрителев http://www.skunb.ru/83/935

6. Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика: http://philologos.narod.ru/classics/jakobson-lp.htm

[Источник http://conf.stavsu.ru/conf.asp?ReportId=1071]